Традиции & Авангард. № 4 (7) 2020 - Литературно-художественный журнал

Любовь к природе

В 2015 году под Екатеринбургом, вблизи монастыря на Ганиной Яме, где, как считают православные клирики, были сожжены тела Романовых, совершались человеческие жертвоприношения. Зиновьев слышал об этом из телеящика, даже вспомнил, что по делу проходили двое преступников: собственно убийца, резавший горло жертвам во имя какой-то языческой богини, и его подельница, приличная русская женщина. Убийца – некий Аслан Байраков из Дагестана. Подельницу звали Мария Иванова, она и была Севиной матерью. Суд вкатил ей двенадцать лет.

– Но мама не виновата, – сказал Сева, глядя в глаза Зиновьеву. – Она очень хорошая. Природу любит, деревья, травы…

Вот с этих самых трав, всё, собственно, и началось. Мария давно развелась с мужем, одна воспитывала двоих сыновей. Верила в целебные свойства природы, интересовалась учением друидов, умела врачевать при помощи трав.

– Сколько маме лет? – спросил Зиновьев и поёжился, когда услышал год рождения Ивановой. Она была ровесницей Нади.

С высшим образованием женщина.

Как мама познакомилась с Асланом Байраковым, Сева точно не знал. Но этот неразговорчивый дагестанец жил даже одно время у них дома. Вместе с мамой ездил в лес под Среднеуральском, учил гадать по рунам, познакомился с её подругами.

– Мне он никогда не нравился, – сказал Сева. – Я его даже боялся.

Сам Сева тогда занимался в футбольной секции, очень хорошо играл. Его даже хотели в молодёжную сборную взять, но не срослось.

Когда выяснилось, чем на самом деле занимался Байраков, Сева находился в Москве, в спортивном интернате. А мама, ещё до того как прийти в полицию с заявлением, переписала свою квартиру, машину и прочее имущество на старшего сына, родного брата Севы. Боялась, что отнимут, оштрафуют по суду.

– Ну и вот, когда их посадили, а меня прокатили со сборной, – продолжал Сева, – я вернулся в Екатеринбург. Приехал домой, а брат меня выгнал. «Ты мне кто такой? Я тебя знать не знаю». И о матери даже говорить не захотел: у меня, сказал, теперь другая жизнь. Я сначала у одного друга пожил, но потом его родителям надоело, и я к Ваське перебрался.

– Можно ведь оспорить решение брата, – сказал Зиновьев. – Через суд.

– В суд я не верю. И в детдом не хочу.

– А если в приемную семью?

– Мне у дяди Юры хорошо, – заторопился Сева. – Я им помогаю и дома, и в саду… Они не выгоняют. Но мне работа нужна, хотя бы самая низкооплачиваемая. Маме надо помогать, передачки возить. Дядь Юра сказал, вы очень влиятельный…

– Ну если дядь Юра сказал, – попытался пошутить Зиновьев, но Сева не улыбнулся. Он вообще, похоже, не умел улыбаться.

– Ладно, – сказал депутат. – Давай так. Я подумаю, что можно сделать, ты в начале следующей недели мне позвони вот по этому номеру.

Дал мальчишке визитку с одним из своих личных телефонов и, как только тот вышел из кабинета, набрал знакомому прокурору:

– Борька, напомни-ка мне процедуру, как уголовное дело запросить? Байраков, Иванова, две тысячи пятнадцатый – шестнадцатый. Сделаешь? Ну вообще! Должен буду.

После Севы на приёме были ещё четверо, потом Зиновьев поехал вместе со знакомым попом в Арамиль, на стройку нового храма, затем надо было разбираться ещё с какими-то срочными делами, скопившимися с понедельника, – в общем, домой он явился уже после полуночи. К этому часу жара отступила, воздух двигался, где-то вдали жужжали летние мотоциклисты – и Зиновьев вдруг понял, что не хочет идти домой, в раскалившуюся до перекрытий квартиру, навстречу новым кошмарам.

И ещё он понял, что думает о том, как помочь Севе найти работу и хорошую приёмную семью.

Бессонница

Уснул Зиновьев быстро, но в три ночи дёрнулся – не от кошмара, а как будто его толкнули. Или позвали. С завистью глянув на крепко спящую жену, депутат, точно как вчера, прихватил подушку и пошёл в гостиную, где всё-таки было чем дышать. На угловом диване спал кот: появлению хозяина он не обрадовался – да он и вообще мало чему радовался. Надя считала, что у кота клиническая депрессия. Он спрыгнул на пол, ушёл в кухню, недовольно дёргая хвостом, а Зиновьев улёгся на диван, ощущая поясницей нагретое котом местечко.

Когда же она схлынет, эта жара? В городе переносить её было физически невозможно, а уехать к морю этим летом Зиновьевы не могли из-за Никиты: сын только что сдал экзамены, отправил документы в несколько вузов и каждый день проверял, не вывесили ли списки на зачисление. А ждать результатов на море Никита почему-то не хотел. Дачи у депутата не было, ещё и в этом они с женой совпадали – никогда их не тянуло к природе и травам, в отличие от друидки Марии Ивановой… «Мы – городские животные», – говорила Надя.

Часам к пяти Зиновьев понял, что уснуть не сможет. Покормил кота, не проявившего даже намёка на благодарность за трапезу в неурочный час. Сварил себе кофе. И залез в «Фейсбук», где роилось около сотни его друзей: таких же бессонных душ, измученных жарой. Зелёные точки у каждого имени напомнили немолодому депутату сигналы свободных такси. Одним из таких «такси» был тот самый Борька из прокуратуры.

Зиновьев написал ему первым:

«Не спится?»

«Да у меня весь режим поехал от этой жары! Кстати, Олега, я ведь тебе нашёл то дело. В понедельник завезут копию. А пока приговор отсканировал, там общие сведения. Сейчас перекину в почту, лови».

В ящик упало письмо с прикреплённым файлом.

«Приговор именем Российской Федерации от 2 марта 2017 года… В-ский суд в составе… рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело в отношении Ивановой Марии Васильевны, родившейся 2 августа 1972 года в г. Свердловске, гражданки РФ, разведенной, имеющей несовершеннолетнего ребёнка, имеющей высшее образование, не работающей, зарегистрированной и проживающей по адресу… содержавшейся под стражей в порядке ст. 91 УПК РФ… обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного ч. 5 ст. 33 УПК РФ… установил:

Иванова виновна в пособничестве Байракову в убийствах им Ганеева Д. Ф., Борина С. Н., Дускаева Д. М., Санникова П. П.»

Далее на тридцати листах шёл подробный рассказ о тех самых обстоятельствах, при которых друидка Иванова и язычник Байраков приносили людей в жертву тёмным богам. Чем дальше читал депутат, тем выше поднимались его брови – достигнув линии волос, когда двигаться больше было некуда, они опускались на своё обычное место, но чуть ли не сразу же возобновляли подъём.

Даже лоб заболел.

Последнее уголовное дело, которое доводилось просматривать Зиновьеву, было заведено лет двадцать назад, и за это время стиль изложения подобных документов изрядно поменялся. Даже ему,